Роберт О`Брайен - Z – значит Захария

Я стояла перед домом, как раньше, собираясь подойти к двери и постучать, если он не появится. Услышав резкий щелчок, я даже еще удивилась, что это и где так щелкнуло, как вдруг почувствовала сильное натяжение джинсов и резкую боль в правой лодыжке. Новый щелчок. Только тогда я сообразила поднять голову и увидела отливавший голубым тонкий ствол винтовки, просунутый в щель приоткрытого окна на втором этаже, и лицо Лумиса, частично скрытое занавеской.

Вторая пуля прошла мимо, ударилась об асфальт в футе от меня и улетела, жужжа, как пчела.

Я побежала, с лязгом бросив бидон, покатившийся по дороге. В доме залаял от восторга Фаро, услышав выстрелы и щелканье затвора. Я кинулась к деревьям за ручьем Бёрден, каждую секунду ожидая пули, вонзающейся в незащищенную спину. Но он больше не стрелял. Мне даже послышался звук закрываемого окна, однако оглянуться я не посмела.

За деревьями было чуть безопаснее – я старалась перебегать от ствола к стволу, двигаясь вдоль дороги. На повороте, где смогла, наконец, обернуться и убедиться, что он не преследует меня, я села и осмотрела лодыжку. Пуля оставила две маленькие круглые дырочки на штанине и узкий прямой разрез на носке, из которого тонкой струйкой текла кровь. Я сняла кроссовку и носок – под ними обнаружилась небольшая поверхностная царапина, окруженная белой областью, очень болезненной при надавливании, которой предстояло превратиться в сине-черный синяк.

В общем, рана оказалась пустяковой – пока я сидела и осматривала ее, кровь даже почти остановилась. Но у меня ничего не было: ни бинта, ни хоть какого-то обеззараживающего средства! Что-то было в доме, что-то в магазине, но все это теперь недоступно. Потом я вспомнила: у меня же в пещере есть мыло. Можно хотя бы промыть рану и взять чистый носок. Надев носок, не натягивая его на порез, я поковыляла дальше.

Обрабатывая лодыжку, я задумалась: какая странная рана… Оба выстрела, если он целил в меня, были направлены слишком низко. В то, что он такой плохой стрелок, мне не верилось. Я стояла неподвижно (по крайней мере, при первом выстреле), а он на заранее занятой позиции, имея возможность опереть ствол о подоконник – не бывает настолько плохих стрелков. Или он хотел промазать? Ну, чтобы просто напугать меня. Возможно… Но, нет, тогда он, получается, еще худший стрелок. Любому случается промахиваться, пытаясь попасть в цель. Но попасть, пытаясь промахнуться?!

А потом, вместе с тошнотой и отвращением, пришло понимание.

События следующих нескольких минут, следующих часов были столь ужасны, что я не хочу и думать о них. Каждый раз, вспоминая, даже просто оказываясь в местах, где все происходило, я снова переживаю этот кошмар.

Я сидела у пруда, ожидая, пока подсохнет нога. В очередной раз кинув взгляд на носок, кроссовку и кусок мыла, лежавший на камне около воды, я вдруг осознала: он не хотел промазать, он хотел ранить меня в ногу, чтобы я не могла ходить, – покалечить, а не убить, тогда бы он смог поймать меня. Очень просто. И ужасно. Голод заставит меня прийти к дому или к магазину, а винтовка не даст мне убежать. Я понимала, что он не успокоится, пока не добьется своего.

Зачем, только и могла вопрошать я.

Там, у пруда, я услышала фырчание заводящегося трактора и сразу, не глядя, поняла, что будет дальше. Скорее нацепив носок и кроссовку, я побежала вверх, к кустам, где уже сидела раньше.

Из-за деревьев показался трактор, ярко-красный в лучах молодого солнца. На нем, как и раньше, сидел Лумис, держа ружье в одной руке. Ствол блестел, как трубка голубого стекла, он взял маленькую винтовку, 22-го калибра, – не хотел раздробить кость, только слегка подранить, заставить хромать. Поймав меня, он бы вылечил ногу. О да.

За трактором погромыхивал прицеп, где, привязанный поводком, сидел Фаро, наслаждавшийся поездкой. Он всегда любил кататься в прицепе.

Лумис остановился перед магазином и слез, держа винтовку наготове. Теперь он знал, что я не в здании, но знал и то, что у меня появилась веская причина выстрелить в него, если я вдруг притаилась неподалеку. Так что он внимательно огляделся вокруг, затем вытащил Фаро из прицепа и начал уже привычную игру: обошел с Фаро на поводке магазин – пес мгновенно взял мой след: самый свежий, ведущий к дому. Но Лумису был нужен другой.

Еще попытка, более широкий круг, и на этот раз все сработало: Фаро начал «разматывать» мой утренний маршрут, восторженно виляя хвостом. Внезапно эта маленькая дружелюбная собачка, верный пес Дэвида, стала врагом, опасным, словно тигр. Потому что я знала, что будет дальше. Фаро проведет негодяя около мили вдоль дороги, затем повернет налево, поднимется на склон холма и выведет его к пещере.

Кошмар длился час. Именно столько потребовалось Лумису, шедшему не спеша (но и не хромая), на то, чтобы пройти мой путь в обратную сторону. У меня было время заглянуть в пещеру. Мое житье в ней кончилось, это я понимала. Схватив мешок и сумку, я покидала в них все, что могла унести, не выбирая, – голова не соображала, глаза застилали слезы, да и нога ужасно болела. Взяла несколько банок консервов, дневник, одеяло, нож, немного воды – вот и все. И ружье, конечно: то, что поменьше, помповую двадцатидвушку, набив карман патронами.

Мне некуда было идти, кроме как подняться еще выше по склону, в лес. Я выбрала удобное укрытие, откуда хорошо просматривалось место, которое они не могли миновать, подходя к пещере. Здесь, в укрытии, готовую в любую минуту сорваться с места, меня поджидала самая страшная часть всего этого ужаса. Потому что я внезапно поняла, что должна сделать. Куда бы я ни убежала, пока у Лумиса есть собака, мне от него не скрыться. Значит – о, Господи, – придется убить Фаро.

Я зарядила ружье, нашла бугорок в качестве упора, и легла, спрятавшись за ним. Минут через пятнадцать внизу заколыхались ветки: они шли в четверти мили ниже, не теряя моего следа. Лодыжка болела все сильнее, но я уже не плакала; меня тошнило, да, но глаза были сухими.

И вот они прямо подо мной. Лумис шел очень медленно, начал прихрамывать, Фаро тащил его на поводке. На полянке Лумис остановился, прислушиваясь – идеальная мишень, да еще и ружье лежит на упоре, – я не могла промахнуться. Но вдруг Фаро нетерпеливо дернул поводок и коротко приветственно взлаял, радуясь предстоящей встрече со мной, – он знал, что пещера уже близко. От его голоса, такого кроткого и родного, палец на спусковом крючке безвольно обмяк; я не смогла выстрелить. В конце концов я опустила ружье, и они скрылись из виду.

Еще пара минут – и они у пещеры. Из своего укрытия я не могла видеть, что они там делали, а приблизиться не решилась, зная, что он будет настороже.

Почувствовав запах дыма, я отступила еще выше и оглянулась: от места, где была пещера, поднимался толстый столб черного дыма. Тошнота стала сильнее, у меня кружилась голова, и я села и развязала кроссовку.